А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Беглецы, поняла Олив. Иммигранты. Те, кого официально не существует. Они просидят весь путь где-нибудь в трюмном отсеке, запертые, немногие из членов экипажа увидят их и никто - из пассажиров. А темной ночью барк ляжет в дрейф у берегов запретного острова Хармони... Будто клейменных тайным тавром, будто прокаженных везут их. И находятся же люди, готовые на такое обращение с ними и на такую же дальнейшую долгую жизнь... Этого Олив, как ни пыталась, понять не могла. 19 Как и не было Петербурга... Вновь плыли горы за окном, леса сменялись клиньями полей, и лишь деревни были другие: утонувшие в садах, в грузных яблонях и сливах. Трижды в день останавливался поезд на столовальных станциях, пассажиры высыпали на перрон и рассаживались у накрытых здесь же, под навесами и без навесов, столов; и сюда же, к столам, допускали крестьянских девушек: торговать яблоками, грушами, абрикосами, сливой... На всем пути по Земле Спасения, до парома, девушки казались сошедшими с картинок рекламных журналов палладийских туристических компаний: крепенькие, кругленькие, русоголовые, ясноглазые. После Фатьянова, на всех станциях Гарного Края, девушки были совсем уже другие: высокие, черноволосые, с заметной раскосинкой в глазах. С удивившим его самого замешательством смотрел на них Глеб... В салон-вагоне их ехало шестеро: Алик и Глеб, господин Байбулатов, есаул Коротченя - он обеспечивал транспорт и питание: за Корсаком никакого регулярного сообщения не было ни по суше, ни по воде, - и два казака-порученца, они же телохранители, носильщики и прочее. В Новопитере Кирилл Асгатович попытался объясниться. Простите меня, если можете, Глеб Борисович, сказал он, ну - не подумал, затмение нашло... показалось вдруг, что двух зайцев убью, а когда понял, что глупость сотворил - поздно уже... Простите великодушно. Впрочем, если желаете, я откажусь от участия в акции, сами понимаете: доверие должно быть обоюдным. Да, сказал Глеб, доверие должно быть. Когда я понял, что вы меня используете как ложную мишень... да если бы именно меня - я бы слова не сказал! Вы же... Я еще и еще раз прошу прощения, - Кирилл Асгатович наклонил голову. Я совершил ошибку, она дорого стоила - и вам, и мне... Глеб не стал спрашивать, чем расплатился господин Байбулатов. Чем-то, значит, расплатился - зря говорить не станет. ...А дама ваша жива, здорова и в безопасности, сказал он, когда они пожали руки. Мне Бэдфорд сообщил... В Корсаке остановились в доме военного коменданта штабс-капитана Переверзева Игната Ильича. Дом был огромен и полупуст. Ходили сквозняки по пустому флигелю, и палые листья лежали в углах. Осень торопила события, Коротченя и комендант сработали четко, и на второй день был готов план похода: на шхуне до Федякиной губы, самого северного рукава реки Эридан, там есть застава Крепостец, где квартирует сотня казаков и с полтысячи крестьянского населения. Оттуда до нужного места четыре сотни верст по прямой, и пройти их надо на конях. С сотником Крепостца снеслись по телеграфу, недавно проведенному. Он готов дать и лошадей, и казаков в конвой. Так будет и быстрее всего, и проще. Господин Байбулатов выразил согласие. Алик был молчалив и мрачен. Миссия его угнетала страшно. Глеб же... Глеб испытывал сильнейшее чувство неизбежной грядущей неудачи. Он только не знал, не мог понять, и чем именно суть этой неудачи. Впрочем, делиться сомнениями не стал - да и чем, собственно, было делиться? Страхом и неуверенностью? Нет, просто слишком долог путь. Делаешь - делай скорее... Но - грызло, грызло... далее